Правая идея основана на принципах Порядка и Иерархии. Это не значит, что для правых не нужна и не важна, например, свобода, или собственность, или вера или что-то еще. Но все эти ценности встроены в четкую иерархию и являются элементами основанного на определенной иерархии порядка. Необходимость же иерархического порядка вытекает из очевидной для каждого приверженца правой идеологии тезиса о неустранимости из жизни общества такой вещи как неравенство.
Правый должен исходить в своем взгляде на общество из принципа, который о. Георгий Флоровский (рассуждая, кстати, о Константине Леонтьеве) назвал принципом "антропологического минимализма". То есть надо всегда помнить и о том, что человек грешен, и о том, что мир во зле лежит, и не строить утопических планов всеобщей гармонизации всех отношений и состояний в здешней жизни или даже в жизни будущей. Отрицание греха и всего, что с ним связано, есть ересь пелагианства. Впрочем, не следует впадать и в противоположную крайность - радикальный августинизм в духе Фульгенция Руспийского, предполагающий предопределенность конкретного греха для каждого конкретного человека, предопределенность судьбы, иерархического места в онтологии, а стало быть и места в социальных отношениях. Между тем "протестантская цивилизация" с её либерализмом основана именно на радикальном августинизме Кальвина и поэтому её парадигма является отступлением от правых принципов. Из сказанного, впрочем, не следует, что неравенство есть побочный продукт греховного социального несовершенства. Подобным продуктом является "порченность" неравенства, то есть наличие несправедливости, эксплуатации, злоупотребления вышестоящим положением, святая уверенность "верхов" в том, что быдло существует чтобы их, шампанских гениев, выкармливать и облизывать. Все это из истории не устранимо, - что не значит - терпимо и приемлемо. Грех неустраним, но не приемлем.
Само же социальное неравенство, вне зависимости от злоупотреблений им, является плодом не греха, а напротив вещи очень хорошей и правильной - социальной солидарности. Неравенство возникает в мире потому, что большинство людей отклоняется в своем поведении от абстрактной "эгоистической" модели, от игры в "каждый за себя". Уместить в голове этот странный факт, безусловно, непросто, поскольку у нас в голове сидит классическая либерально-марксистская картинка происхождения неравенства именно из эгоистической войны всех против всех. Однако соревновательность не создает подлинного неравенства - между спортсменами, бегущими на три километра никакого неравенства нет - у них равные возможности, равные стартовые позиции, предельно простые отношения и предельно простая цель. Неравенство начинается тогда, когда один из спортсменов споткнется и повредит ногу, а у тех, кто бежит мимо возникнет выбор - бежать дальше к финишу, не обращзая внимания на попавшего в беду товарища или же помочь ему, но тогда сойти с дистанции или задержаться.
Если мы повнимательней присмотримся в жизни к большинству социальных неравенств, то они все связаны будут не с "плохим бегом", а с "отказом от участия в соревновании из солидарности с той или иной своей общественной группой. Простое общество, не имеющее никаких членений, было бы обществом идеального равенства, любая социальная расстановка в нем была бы построена по принципу "кто лучше бегает". Но простых обществ в истории нет и, возможно, никогда не было. Любые сложные общества, хотя бы с минимальным социальным членением, создают неравенство. Те или иные группы внутри общества имеют свои правила, свой этикет, свои кодексы и свои цели совместного существования. Они требуют от своего члена следования всем этим правилам и предписаниям, а в ответ предполагают определенную поддержку ему в реализации тех целей, которые укладываются в "кодекс" этой группы. Человек ослабляет свою "идеальную конкурентоспособность во имя реальной солдидарности. И потому вполне закономерно, что хорошие времена для авантюристов и нуворишей наступают тогда, когда социум рассыпается, солидарные связи внутри него рушатся и можно действовать полагаясь только на собственные способности и свойства (как добрые, так и дурные). Наступают времена "людей длинной воли" и, одновременно, времена негодяев.
Существует, конечно, мощная идеология, построенная на отрицании социальной солидарности. Точнее две идеологии, оппонирующие друг другу по форме, но очень похожие по сути. Это идеология либерализма и социалистическая, "левая" идеология. И та и другая едины в том, чтобы упростить общество и заставить человека действовать по идеальной "атомарной" модели. Однако средства ими предполагаются прямо противоположные. Либерализм предлагает солидарность отменить, заменив только одним видом солидарности - общим признанием правил конкуренции. Все прочие "глупости" - кастовые, сословные, семейные, религиозные и корпоративные предлагается не принимать во внимание. Тот же эгалитаризм, но с другого конца, проповедует левая идеология. Она предполагает обязательную солидарность всех со всеми по некоторым ключевым пунктам (идеология перераспределения) и запрет на солидарность по остальным (эмансипация). Грубо говоря, если либерал говорит - давайте все будут бегать, а споткнувшийся пусть сам ползет, то социалист говорит - давайте бросим спорт, снимем форму, а споткнувшегося всей командой понесем на руках. Не мною сказано, что формулы "Все люди братья" и "Никто никому не брат" суть одно и то же и в одинаковой степени являются надругательством над идеей подлинного братства - будь то кровного или названного.
Правая идеология ни на один из этих эгалитаристски-индивидуалистических левых образцов не похожа. Для правого солидарность является большей ценностью чем скорейшее прибытие к финишу. А братом является только тот, кто действительно приходится тебе братом. Поэтому правые никогда не пытаются какое-либо неравенство преодолеть. Они стараются его упорядочить таким образом, чтобы общество не атомизировалось и не распалось, чтобы солидарность оставалась для людей более выгодной, чем отказ от подобной солидарности и превращение в грызущего всех, кто попадется на пути и будет мешать волка. Отсюда и ключевое именно для правого лексикона слово Порядок. Не "справедливость" (то есть в левой парадигме принудительное возложение определенных обязательств на всех - правые же понимают справедливость немного иначе) и не "свобода" (то есть в либеральной парадигме освобождение человека от принудительных социальных обязательств - правые опять же это понятие толкуют по другому), а именно Порядок.
Для сложного общества Порядок есть такая организация социального поведения в этом обществе, при которой солидарность человека с теми или иными социальными группами оказывается предпочтительней и выгодней отказа от солидарности, её профанации, мошеннического злоупотребления ею. Разумеется этот Порядок создается как средствами поощрительными, так и системой социальных барьеров, перегородок, наказаний, то есть тем, что для эгалитаристов является несвободой или несправедливостью. Предавать своих и пускаться в одиночное плавание при хорошо налаженном социальном порядке должно быть одновременно и невыгодно (поскольку ты многое теряешь) и опасно (поскольку за это тебе грозят определенные санкции).
Для того, чтобы эта система могла нормально действовать, порядок должен быть основан на Иерархии. То есть на определенном распределении солидарных социальных групп по их цели, общественному значению, влиянию, престижу и так далее. При этом цель правильной, должным образом устроенной иерархии совсем не в том, чтобы "сломать" социальный лифт. Напротив, иерархия компенсирует формируемую социальным порядком связанность, она создает четкую социальную лестницу, передвижение по которой возможно именно как переход из одного солидарного сообщества в другое, не предусматривает десоциализации, а значит авантюризма, временщичества и т.д. Чтобы продвинуться по этой лестнице человек должен быть принят в свои солидарные структуры неким новым сообществом и сам должен изъявить этому сообществу солидарность. То есть в правой социальной парадигме нет более опасной и деструктивной фигуры, чем тот, кто никому ничем не обязан. Это, опять же, не означает, что "селф мейд мен" в правой парадигме невозможен - еще как возможен.
Но только в нем ценится не столько "селф", сколько "мейд", то есть то, что он из себя сделал, изготовленная им из себя фигура, определенным образом вписанная в социум.
Правизна, таким образом, ориентирована на социальную солидарность и стремится организовать, упромыслить, возникающее из этой солидарности неравенство в целостный четкий и справедливый Порядок. Справедливость в этом контексте означает не всеобщий доступ ко всему, а умение воздать каждому свое, предоставить каждой общественной группе реализовать собственные цели и получить желаемое. Это принципиальное различие правой и левой формулы справедливости. "Каждому свое" и "Всем одно и то же". В этой связи - характерный больной пример, связанный с правым и левым отношением к социальным бедствиям, свалившимся на русский народ с начала 1990-х. Правая формула состоит не в том, что каждый сам за себя - это формула либеральная, эгалитаристская. Правая формула как раз в том, что каждый, кто трудился, кто сделал нечто для общества или унаследовал права на сделанное предками, должен получить свое. Потому, что это его, а не чье-то еще. Это свое должно быть получено в той форме, в которой было реализовано изначально, в форме бесперебойной работы на все общество, всю страну, созданной национальной инфраструктуры. Купцу, который вложился в строительство корабля выдают не опилок из дерева или металла, а право на ту полезную работу, которую будет совершать корабль. И в этом смысле правый должен быть последовательным противником и воровской приватизации и декоммунализации ЖКХ, и коррупции образования, медицины, армии. Но при этом если кто-то что-то создал для себя и для своих, то никто не имеет права у него это отнять. Поэтому правый должен защищать собственность. Но только собственность как продукт, а не как кражу. Если кто-то построил завод, то он ему принадлежит. Даже если это не очень нравится левым. Если кто-то украл завод, то он принадлежит ни ему, а тому, у кого завод был украден, в российском случае - нации в целом (а не госчиновникам, кстати). Даже если это не нравится "либералам". Левая же идея предполагает другое понимание справедливости, как общую компенсацию как тем, кто имеет право, так и тем, кто не имеет. Сегодня, в этом смысле, никакого противоречия между, допустим, идеей реприватизации и национализации раскраденного (главное, чтобы это не превратилось в еще один тур разворовывания, а все к тому идет) и идеей жесткой защиты прав собственников, правпредпринимателей, когда речь идет об их праве на то, что создано их трудом и их капиталом - нет. В правом политическом поле нет и противоречия между защитой социальных прав и защитой экономических свобод. Вопрос стоит только о создании такого порядка, в котором тем или иным образом могло бы быть установлено как то, так и другое.
Теперь о свободе. На самом деле идея свободы прямо производна от идеи справедливости, а не наоборот. Свобода - это право на своё. Возможность воспользоваться тем, что тебе принадлежит по справедливости, - своими личными возможностями, своими социальными возможностями, собственностью, гражданскими правами. Предельное осуществление свободы, - это полнота использования принадлежащих тебе возможностей, причем не только индивидуального, но и социального характера. То есть возможностей предоставляемых принадлежностью к тем или иным солидарным социальным структурам. Права на чужое свобода не дает. "Право на чужое" дает только насилие, хотя часто это насилие подается как "освобождение" от чего-либо. Для левых, даже если эти левые - либералы, характерно очень интересное нечувствие к этому правому понятию свободы. Чем более радикально эгалитаристским является тот или иной политический дискурс, тем больше в нем идея свободы как пользования своим заменяется на идею "освобождения" как нарушения границ между своим и чужим, объявляемых несправедливыми. Еще характерней то, что "освободительная" логика ведет к нарушению тех самых солидарных связей, о которых говорилась выше. Эти связи, одна за другой, начинают объявляться путами. Сперва "путами" оказалась власть царей и духовная власть священников, теперь уже и семейные узы тоже объявлены "путами". Дочери отказываются от матерей, матери - от дочерей, сыновья предают отцов. О братьях и сестрах уже вообще речи нет лет 100 как минимум. Правый должен быть последовательным защитником свободы и столь же последовательным противником "освобождения", то есть социальной диссоциации.
В этом смысле должен быть понятен правый взгляд на характер Права. Право это инструмент определения свободы в соответствии со справедливостью. Право устанавливает разграничение "своего" от "чужого". По этой причине право не может быть дедуцировано из абстрактных внеправовых принципов. Оно может быть лишь накоплено как историческое, позитивное право, затем кодифицировано как определенная матрица по созданию этого позитивного права, а после этого этически и прагматически рационализовано в соответствии с определенными нравственными принципами. Права человека реально оформляются только через те солидарные структуры, в которых он участвует и которые реально могут содействовать ему в их осуществлении. Так, религиозная свобода в отрыве от участия человека в религиозной общине бессмысленна. Так же, как бессмысленна свобода слова в отсутствие реальных инструментов и навыков доведения своего слова до других людей.
Егор Холмогоров